Oднажды благостный Господь сидел перед Иерусалимским храмом и насыщал голодные души Своим сладчайшим учением. Множество народа собралось вокруг Него (Ин.8,2). О вечной радости говорил Господь народу, о вечной радости праведников в вечном отечестве на небесах. И народ наслаждался Божественными словами. Горечь многих огорченных душ и злоба многих озлобленных исчезала, как снег под яркими лучами солнца. Кто знает, как долго продолжалось бы это чудное видение мира и любви между Небом и Землей, если бы не случилось нечто неожиданное. Человеколюбивый Мессия никогда не уставал поучать народ, а благочестивый народ никогда не чувствовал утомления от слушания целительной и чудесной премудрости.
Но случилось нечто устрашающее, дикое и жестокое. Оно пришло, как и теперь чаще всего приходит, от книжников и фарисеев.
Что же они сделали? Может быть, поймали предводителя разбойников? Ничего подобного. Они насильно привели несчастную грешную женщину, «взятую в прелюбодеянии»; привели с торжествующей похвальбой и оглушительными грубыми восклицаниями. Поставив ее перед Христом, они закричали: «Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; А Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?» (Ин.8,4-5; Лев.20,10; Втор.22,22).
Так представили дело грешники, обличители чужих грехов и специалисты в сокрытии своих собственных ран. Испуганный народ расступился на две части, давая место своим старейшинам. Некоторые от страха разбежались, потому что Господь говорил о жизни радости, а эти крикуны вопили об убийстве.
Было бы уместно спросить: почему эти старейшины и блюстители закона сами не побили камнями жену-грешницу? Для чего они привели ее к Иисусу? Закон Моисеев давал им право на это (Лев.20,10). Никто бы не возражал. Кто теперь, в наши дни, восстает, когда совершается смертная казнь над каким-нибудь преступником? Почему же еврейские старейшины привели эту жену-грешницу к Господу? Не для того, чтобы получить от Него облегчение наказания или помилование. Ни к каком случае не для этого! Они привели ее с продуманным адским планом, чтобы уловить Господа в словах, противных закону, для того, чтобы обвинить и Его. Одним ударом они хотели убить две жизни — и преступной женщины и Христа. «Ты что скажешь?» Зачем они спрашивали Его, когда Моисеев закон ясен? Евангелист объясняет их намерение следующими словами: «Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его»(Ин.8,6). Они уже не раз поднимали на Него руки, чтобы побить Его камнями, чтобы Его убить, но Он уклонялся. Сейчас они нашли удобный случай, чтобы осуществить свое желание. И это именно здесь, перед Соломоновым храмом, в котором хранились скрижали закона в ковчеге завета, именно здесь, перед огромным собранием народа (Ин.8,2) должен был Он, Христос, высказаться против Моисеева закона, и тогда их цель достигнута. Они бы побили камнями и Христа, и жену-грешницу. Они даже с большим усердием побили бы камнями Его, чем ее, как перед Пилатом усерднее просили об освобождении разбойника Вараввы, чем Христа.
Все присутствовавшие ожидали, что произойдет одно из двух: или Господь по Своему милосердию освободит грешницу и этим нарушит закон, или же Он подтвердит закон, сказавши: «Делайте, как написано в законе», и этим нарушит Свою заповедь о прощении и милосердии. В первом случае Он был бы осужден на смерть, а во втором был бы подвержен посмеянию и издевательствам.
Когда искусители задали вопрос: «Ты что скажешь?», наступила мертвая тишина. Тишина среди собравшегося народа. Тишина среди судей грешной женщины. Тишина с затаенным дыханием в душе жены-грешницы. Великая тишина наступает в больших цирках, в которых укротители зверей выводят укрощенных львов и тигров и приказывают им по своему желанию исполнять разные движения, номера и положения. Но перед нами находится не укротитель зверей, а укротитель людей; вторая обязанность значительно труднее первой. Ибо часто гораздо труднее укротить сделавшихся дикими от греха, чем укротить диких от природы. «Ты что скажешь?», еще раз продолжали наступать на него горящие злобой, искаженные лица.
Тогда Законодатель нравственности и человеческого поведения наклонился к земле, заровнял ладонью пыль и «писал перстом на земле» (Ин.8,6). Что же Господь писал на пыли? Евангелист промолчал об этом. Это было слишком отвратительно и гнусно, чтобы быть записанным в Книге Радости. Но осталось это в Предании, и это было страшно. Господь писал нечто неожиданное и поразительное для старейшин, обвинителей жены-грешницы. Он перстом по земле открывал их тайные беззакония. Ибо эти ловцы чужих грехов были искусны в сокрытии собственных. Но напрасно скрывать что-нибудь от очей Всевидящего.
М(ешулам) похитил церковные драгоценности — писал перст Господень на пыли;
А(шер) совершил прелюбодеяние с женой своего брата;
Ш(алум) ложно поклялся;
Е(лед) ударил своего отца;
А(марих) присвоил имущество вдовы;
М(еррари) совершил содомский грех;
И(оел) поклонялся идолам.
И так подряд писал на пыли страшный перст Праведного Судии. А те, к кому это относилось, наклонившись, читали написанное с невыразимым ужасом. От страха они дрожали. Они не смели посмотреть в глаза один другому. О жене-грешнице они больше не помышляли. Думали только о себе и о своей смерти, которая была написана на пыли. Ни один язык больше не мог повернуться, чтобы произнести этот неприятный и лукавый вопрос: «Ты что скажешь?» Господь не произнес ничего. То, что так грязно, заслуживает только, написания на грязной пыли. Другая причина, по которой Господь писал на пыли, еще большая и чудесная. То, что пишется на пыли, быстро стирается и не остается. Христос не желал, чтобы их грехи разглашались всем и каждому. Если бы Он этого хотел, Он бы их объявил перед всем народом и, обвинив их, довел бы их до побиения камнями, согласно закону. Но Он, незлобивый Агнец Божий, не помышлял о мести или смерти тем, которые готовили Ему тысячу смертей и которые больше хотели Ему смерти, чем вечной жизни. Господь хотел только их направить, чтобы думали о себе и о своих грехах. Он хотел напомнить им, чтобы под бременем своих беззаконий они не были строгими судьями чужих грехов. Только этого хотел Господь. И когда это было исполнено, пыль снова была заровнена, и написанное исчезло.
После этого великий наш Господь выпрямился и благостно сказал им: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень» (Ин.8,7). Это было подобно тому, как если бы кто-нибудь отобрал оружие от своих врагов, а затем сказал им: «Теперь стреляйте». Недавние гордые судьи жены-грешницы стояли теперь безоружные, в положении преступников перед Судьей, немые и неподвижные. А благостный Спаситель опять, наклонившись низко, снова что-то писал на земле (Ин.8,8). Что Он теперь писал? Может быть, их другие тайные преступления, чтобы они надолго не открывали своих сомкнутых уст, или же писал, какими должны быть народные старейшины и вожди. Нам не обязательно это знать. Самое важное заключается в том, что Он Своим писанием на пыли достиг трех результатов: во-первых, разбил и уничтожил бурю, которую подняли против Него еврейские старейшины; во-вторых, разбудил умерщвленную совесть в их закоренелых душах - хотя бы на короткое время - и, в-третьих, спас грешницу от смерти. Это видно из евангельских слов: «Они же, услышавши то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди» (Ин.8,9).
Площадь перед Соломоновым храмом внезапно опустела. На ней не осталось никого, кроме тех двоих, которых старейшины обрекли на смерть — грешницы и Безгрешного. Женщина стояла, а Он еще оставался низко склоненным к земле. Вокруг мертвая тишина. Внезапно Господь снова выпрямился, посмотрел вокруг Себя и, не видя никого, кроме женщины, сказал ей: «Женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя?» (Ин.8,10). Господь знал, что ее никто не осудил, но этим вопросом хотел ободрить женщину, чтобы она лучше услышала и поняла то, что Он ей скажет. Он поступил, как искусный врач, который сначала ободрит больного, а затем дает ему лекарство. «Никто не осудил тебя?» К женщине вернулась способность говорить, и она ответила: «Никто, Господи!» Эти слова были произнесены тем несчастным созданием, которое только что не имело надежды, что вообще когда-нибудь сможет произнести слово, создание, которое вероятно, впервые в жизни ощутило веяние истинной радости.
Наконец, благостный Господь сказал женщине: «И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Ин.8,11). Когда волки отстают от своей жертвы, тогда, конечно, и пастырь не пожелает смерти своей овце. Но необходимо знать, что Христово неосуждение означает много больше, чем человеческое неосуждение. Когда люди не осуждают тебя за твой грех, это означает, что они не присуждают наказания за грех, но оставляют твой грех с тобой и в тебе. Когда же Бог не осуждает, это означает, что Он прощает твой грех, извлекает его из тебя, как гной, и делает твою душу чистой. Поэтому Христовы слова: «И Я не осуждаю тебя» означают то же, что и слова: «Прощаются тебе грехи твои». Иди, дочь, «и впредь не греши».
Какая несказанная радость! Какая радость от истины, ибо Господь открыл истину заблудившимся. Какая радость от правды, ибо Господь сотворил правду. Какая радость от милости, ибо Господь показал милость. Какая радость от жизни, ибо Господь сохранил жизнь. Это есть Евангелие Христово (греческое слово), что значит Благовестие. Это - радостная весть, наука о радости, одна страница из Книги Радости.
Святитель Николай Сербский
|
;
