Mать его была благочестивой православной христианкой, но как-то очень болезненно переживала, что наше священство несовершенно. Особенно непримиримо она относилась к корыстолюбию. Отец исповедовал католическую веру и, в отличие от жены, был доверчив, простодушен до крайности. Что роднило столь непохожих супругов – так это любовь к молитве. Сын унаследовал все их достоинства. Он воплотил собой тот идеал священнослужителя, о котором мечтала его мать, – совершенного безсребреника. В молодости св.Лука (в миру Валентин Феликсович) одно время пытался стать юристом, потом живо заинтересовался живописью, почитая Нестерова и Васнецова.
Он каждый день, а иногда и дважды в день, ездил в Киево-Печерскую лавру, часто бывал в киевских храмах и, возвращаясь оттуда, делал зарисовки монахов, богомольцев, приходивших за тысячу верст. Святому Луке всегда были интересны люди. Валентин мечтал стать фельдшером или учителем, чтобы заботиться о крестьянах в какой-нибудь глуши. Но, в конце концов, его, не без труда, уговорили получить медицинское образование. Ему пророчили карьеру ученого, а он был искренне обижен, что товарищи не поняли его желания быть «всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям». К тому времени началась русско-японская война, и Валентин Феликсович попал в госпиталь в Чите. Там он женился на сестре милосердия Анне, замечательной девушке, которую все называли святой сестрой. Этот брак не был счастливым. Вскоре после революции Анна скончалась от чахотки.
Затем состоялась защита докторской диссертации. В те годы образованные люди не баловали храмы своим вниманием, и это печалило народ. Приход в церковь знаменитого врача действительно стал событием. В последующие десятилетия святой привел вослед за собой тысячи тех, кому разум затмил глаза. В 50-е годы в одной передаче радиостанции Би-Би-Си сообщалось, что группа французских юношей и девушек перешла в православие, сославшись в своей декларации на христианских ученых СССР – Ивана Павлова, Владимира Филатова и архиепископа Луку Войно-Ясенецкого.
После революции семья перебралась в Ташкент. Там Валентин Феликсович стал главврачом местного госпиталя. После смерти жены святой Лука остался с четырьмя детьми на руках. Старшему было двенадцать, а младшему – шесть. Две ночи он читал над гробом Псалтирь, стоя у ног покойной в полном одиночестве, а затем Господь ему открыл, что нужно обратиться за помощью к операционной сестре Софье Белецкой. Она с радостью согласилась. Эта чистая женщина весь остаток жизни посвятила Войно-Ясенецким. Все это позволило святому внимательно прислушаться к словам Ташкентского архиерея владыки Иннокентия: «Доктор, вам надо быть священником!»
Уже в ближайшее воскресенье Валентин Феликсович был посвящен в сан диакона. Это необыкновенное событие потрясло весь Ташкент, особенно преподавателей и студентов местного университета. Св. Лука исполнял там должность профессора на медицинском факультете. Все попытки «образумить» его были безуспешны.
Как вспоминает профессор Ошанин, о. Валентин «ходил по городу в рясе с крестом и тем очень нервировал ташкентское начальство». Был он к тому времени главным врачом городской больницы и общепризнанным первым хирургом, председателем Союза врачей. С крестом на груди читал лекции студентам в университете, а в госпитале у него висела икона.
Постр ўиг святого Луку архиепископ Андрей (Ухтомский). Причем сначала хотел дать ему имя Пантелеимона, но когда услышал, как отец Валентин читает проповедь, и узнал, что тот любит писать иконы, то решил, что гораздо более подходит Войно-Ясенецкому имя апостола-евангелиста, врача и иконописца Луки.
Святитель Тихон, Патриарх Всероссийский, лично благословил его заниматься в священном сане врачебной деятельностью. Это решение святого Патриарха спасло жизни многих тысячь раненых и больных.
Примерно через неделю после поставления во епископы последовали обыск и первый арест.
В Ташкенте владыка закончил работу над книгой по медицине. На заглавном листе владыка написал: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии».
Так исполнилось таинственное Божие предсказание об этой книге, которое он получил еще в Переславле-Залесском несколько лет назад. Он услышал тогда голос: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа».
Несмотря на создание великого, фундаментального труда последовало заключение владыки в Таганскую тюрьму в Москве.
Из Москвы св.Луку отправили в Сибирь. У него было слабое сердце. Великие сердца нередко бывают слабыми – потому что часто сжимаются от боли за людей. В Красноярске заключенных держали в подвале, загаженном нечистотами. Рядом содержали казаков повстанческого отряда. «Никогда не забуду оружейных залпов, доносившихся до нас при расстреле казаков», – писал впоследствии владыка.
Затем его определили в Енисейск. Прибытие врача-епископа произвело сенсацию. Восхищение им достигло апогея, когда он сделал экстракцию врожденной катаракты трем слепым маленьким мальчикам-братьям и сделал их зрячими.
Из Енисейска перевели в Туруханск, где местные жители возили владыку в храм на санях, покрытых коврами. Летом дорога устилалась цветами. У сотрудников ГПУ это вызывало приступы бешенства. К большому удивлению владыки, ссыльные социал-революционеры снабдили его деньгами, енотовой шубой и меховым одеялом.
Месяц шел за месяцем. Утром, когда он вставал со своего ложа, его охватывал мороз, стоявший в избе, от которого толстым слоем льда покрывалась вода в ведре. Однажды его пригласили крестить детей. Он пишет: «У меня не было ничего: ни облачения, ни требника, и за неимением последнего я сам сочинил молитвы, а из полотенца сделал подобие епитрахили. Убогое человеческое жилье было так низко, что я мог стоять только согнувшись. Купелью служила деревянная кадка, а все время совершения Таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели».
И все же пребыванию в отдаленной деревушке пришел конец, владыку перевели в Красноярск. Популярность его росла, срывая все планы по антирелигиозной работе. Его пытались обвинить в том, что он имеет нетрудовые доходы, но выяснилось, что за свою работу епископ Лука не берет ни копейки.
С ним, однако, надо было что-то делать. Вопрос – что? И здесь опять сыграло свою роль то уважение, которое испытывали к нему некоторые чекисты. В Красноярске один из высокопоставленных чекистов сказал владыке, махнув рукой в сторону обновленческого собора: «Вот этих мы презираем, а таких, как вы, очень уважаем».
Затем ему выправили бумаги и велели немедленно бежать куда угодно, лишь бы подальше.
– И даже в Ташкент? – удивился владыка.
– Конечно, и в Ташкент. Только, прошу вас, уезжайте как можно скорее.
Так закончилась первая ссылка владыки Луки.
В Ташкенте его ждали новые напасти. На этот раз владыка разошелся со своим верным другом, отцом Михаилом Андреевым, с которым они вместе боролись с обновленцами, а затем мыкались по тюрьмам.
Митрополит Сергий (Страгородский), который исполнял в то время обязанности Главы Русской Церкви, видя такой раздор, велел владыке Луке ехать сначала в Рыльск, потом в Елец и, наконец, епархиальным архиереем в Ижевск.
Владыка продолжал служить. Весной 1930 года стало известно, что его любимая Сергиевская церковь предназначена к разрушению. Для владыки это известие стало настоящим горем: «Уже был назначен страшный день закрытия ее, я принял твердое решение: отслужить в этот день последнюю литургию и после нее, когда должны будут явиться враги Божии, запереть церковные двери, снять и сложить грудой на середине церкви все крупнейшие деревянные иконы, облить их бензином, в архиерейской мантии взойти на них, поджечь бензин спичкой и сгореть на костре...»
От смерти его спас лишь новый арест. Церковь разрушили, когда он был в тюрьме. Дело в том, что власти решили добиться от него отречения от священного сана.
Когда эта авантюра провалилась, решено было выслать его на Север. Очевидцы вспоминают, как его, будто хулигана, дергали за бороду, плевали в лицо.
А потом наступил 37-й год. Впервые владыка узнал, что такое пытки, допрос конвейером, когда сутками следователи сменяли друг друга, били ногами, кричали озверело.
Пережитые епископом Лукой скорби нисколько не подавили его, но, напротив, утвердили и закалили его душу. Владыка дважды в день вставал на колени, обратившись к востоку, и молился, не замечая ничего вокруг себя. В камере, до отказа наполненной измученными, озлобленными людьми, неожиданно становилось тихо.
Позже, в начале 1939 года, по окончании ежовщины были разрешены передачи. Посылки владыка все до крохи раздавал сокамерникам.
А потом началась война. В 1941 году владыке было предложено стать главным хирургом эвакогоспиталя в Красноярске. Жил он там впроголодь, но спас тысячи жизней.
В конце 1942 года исполнилась его заветная мечта. Он снова стал служить. Священный Синод приравнял его лекарский подвиг к доблестному архиерейскому служению и возвел владыку в сан архиепископа Красноярского. После стольких лет мучительной тоски по Церкви «отверз Господь снова уста мои», – писал владыка Лука. В то время в городе была лишь одна крохотная кладбищенская церковь. Но радость наполняла сердце святого. Он снова воссоединился сердцем со своей Церковью.
Слава архиепископа Луки становилась всемирной. В 1946 году он за свои «Очерки о гнойной хирургии» получил Сталинскую премию. Его фотографии в архиерейском облачении передавались по каналам ТАСС за рубеж.
В мае 1946 года владыка был переведен на должность архиепископа Симферопольского и Крымского.
В Крыму владыку ждала суровая борьба с властями, которые в 50-е годы одну за другой закрывали церкви. Одновременно развивалась его слепота. Кто не знал об этом, не мог бы и подумать, что совершающий Божественную литургию архипастырь слеп на оба глаза. Он осторожно благословлял Святые Дары при их пресуществлении, не задевая их ни рукой, ни облачением. Все тайные молитвы владыка читал на память.
Скончался он утром 11 июня 1961 года, в воскресенье, когда празднуется память всех святых, в земле Российской просиявших.
Составлено
по книге архиеп. Луки
«Я полюбил страдание...»
|
;
