Храм в честь Святителя Тихона, Патриарха Всероссийского      
Тихоновский благовест
начало
расписание Богослужений
история Храма
помощь Храму
фотогалерея
ВЕРНУТЬСЯ К СПИСКУ СТАТЕЙ ТЕКУЩЕГО ВЫПУСКА

№7(43)-2007

ОБРЕТЕНИЕ ВЕРЫ - ЭТО САМОЕ ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ

Может ли настоящий христианин быть политиком? Может ли политика быть христианской? Эти вопросы в последнее время все чаще встают перед нами, и очень трудно на них ответить однозначно. Но в жизни Натальи Алексеевны Нарочницкой, депутата Государственной Думы, они находят свое разрешение. Узнав о том, как она сама отвечает на эти вопросы, становится ясно, что пока политики не станут настоящими христианами или христиане не начнут заниматься политикой, ничего хорошего в нашей стране не произойдет.

С Православием связано самое большое потрясение в моей жизни. Жизнь моя хоть и осталась внешне прежней, но стала другой, совершенно изменилась. Еще лет 20 назад я, бывало, заходила в храм. Встану на пороге и говорю: «Господи, прости меня за то, что я не верую». Потом выяснилось, что есть такая молитва: «Верую, Господи, помоги моему неверию». А потом появилось непреодолимое желание, с которым я просыпалась и засыпала, что мое внутреннее состояние должно быть приведено в соответствие с некоей гармонией. И однажды, даже не хочется об этом рассказывать, потому что это очень личное — подумает кто-нибудь, что говорю об этом в целях пиара. Мне приснилась евангельская притча — во сне я это поняла, потому что Евангелие до того момента не читала. Я вскочила, начала искать его, оно у нас с дореволюционных времен сохранилось, нашла, отыскала и ту притчу. В общем, Господь не прошел мимо меня. Спасибо Ему за все.

Конечно, началось переосмысление всего, я стала по-другому относиться к жизни и смерти, а это самое главное. Христианство — это внутренняя сила и свобода от того, что происходит вокруг тебя. Сейчас у меня есть уверенность, что в ином мире — твой якорь, и поэтому ты окончательно не порабощен окружающей действительностью: ни бытовыми неурядицами, ни несчастьями, ни радостями. Этот якорь, наверное, и есть внутренняя свобода, которая так ценится в христианской культуре. Она, собственно, есть первооснова свободы гражданской, политической, и печально, что люди забывают об этом. Ведь прежде, чем реализовать свободы внешние, нужно обладать свободой внутренней — она и есть способность к самостоянию человека.

Обретение веры — это самое главное в жизни, огромное счастье. Ощущаю принадлежность к русской нации, с одной стороны, с ее богатой тысячелетней историей, и одновременно — ко всему человечеству. И в этом нет никакого противоречия. Я считаю себя поборником русского национального возрождения, но это понимается на некоем высоком уровне обобщения. Моя вера в земном преломлении — это связь моей личной судьбы с судьбой семьи, рода, нации в Боге. Это обостренное чувство сопричастности ко всей многовековой истории Отечества, а не столько и не только к современному моменту — он может и не очень вызывать энтузиазма. Сопричастность ко всему, что происходит в мире, неравнодушие. Уже трудно представить, как можно не откликаться на то, что взывает к справедливости. Забавно и грустно слушать, как некоторые упрямцы, цитируя Большую Советскую Энциклопедию, говорят, что Православие, мол, учит рабскому смирению перед злом. Все наоборот!

Долг христианина — быть нетерпимым ко греху, ко злу. Об этом и Ветхий Завет свидетельствует — там пророки изливают гнев на нечестивых царей и царствования.

В общем, когда человек приходит к Богу, жизнь его меняется, и это не выразить словами. Слова не могут передать всего. Ощущение того, что ты с Богом — это можно пережить только внутренним духовным усилием, после которого уже это чувство никогда не уходит, это богатство, которое никто, никакая земная сила не отнимет. Конечно, очень жаль тех, кто сам себя лишает этого, закрывает дверь. А если ее приоткрыть — Бог Сам незаметно войдет. И вдруг окажется, что ты так свободен, как никогда до этого, и создан от природы христианином. Все так совершенно и гармонично укладывается внутри, даже твои детские представления о добре и справедливости. Человек ведь очевидно создан для добра — даже самый черствый и склонный ко злу, проходя мимо чего-то чудовищно несправедливого, хотя бы на миг испытает обжигающую искру возмущения. Почему? Потому что люди созданы остро ощущать границу между добром и злом. Думаю, что у человека, который даже и не слышал ничего о христианстве, первые внутренние оценки происходящего вокруг — от Бога.

Политика — это такая же сфера деятельности, как и любая другая. Соблазны и дилеммы ожидают на каждом шагу любого человека — учитель он, врач, инженер или «политик». В политике этих соблазнов много, человек, так или иначе, принимая решение, должен учитывать массу противоречивых факторов, да еще думать о том, что какими бы ни были твои побуждения, могут воспринимать твои действия совсем иначе. Такие уж условия профессии. И именно это делает трудным принятие решений у политика, но это и естественно.

Политика, государственные дела — сфера житейских забот и попечений. А это именно та область, где проворно и орудует враг рода человеческого. Поэтому и соблазнов больше, и труднее от них оградиться.

Современные средства массовой информации обожают смаковать отталкивающие истории о коррупции, подлогах, корыстных соображениях. Но я уверена, что на каждое преступление приходится в жизни больше чем один подвиг — поэтому жизнь и продолжается. А у телевидения есть заказ на негатив и мерзость. Я это точно знаю, вот это — беда! Документалисты федеральных каналов мне рассказывали, что заказ на документальные фильмы будет только, если в кадре кому-то оторвали голову, кого-то съели, рухнул дом, погибла наука, все разворовали. Когда ежедневно только и говорят о чем-то чудовищном, люди уже жаждут поразительного, и это обезпечивает кассовый сбор, а в итоге теряется чувство реальности, возникает ложная картина.

Добро ведь воспринимается как само собой разумеющееся, его часто не замечают, что также доказывает, что для человека должно было бы быть нормой! Но общество уже привыкает ко злу как обычному явлению, воспринимает его чуть ли не как норму жизни — а это дурной сигнал. В обществе, где утрачено понятие греха и стыда, порядок не сможет поддерживать и полицейский, который сам в конечном счете окажется порождением такого общества. Безполезны правоохранительные реорганизации, если с детского возраста не учить, что такое хорошо, а что такое плохо, что есть грех, а что — добродетель.

Христианская политика — это задача никогда не забывать о нравственной оценке поступка, государственного решения, законодательной инициативы. Это поиск политического и общественного проекта исходя из христианской картины мира и представления о смысле и долге человека перед Богом и людьми. Думать не только о том, что нужно и рационально правильно, но и о том, что должно и праведно. Наверное, так. Конечно, никто не сможет полностью соответствовать такому призыву, не сможет дать идеальные ответы, но хотелось бы не отказываться от осознанного поиска. Но, к сожалению, сегодня мало кто задумывается о таком.

Скоро в России истекает срок моратория на обсуждение закона о клонировании и идет постоянный спор о пересадке органов. И наше, прямо скажем, рационалистическое телевидение нарочито часто показывает несчастных деток, которые ждут пересадки органов. Это, естественно, страшно бьет по нервам зрителей, безумно всех жалко. Но одно дело, когда, скажем, мать или любой другой человек из сострадания готов лечь на операционный стол и поделиться своей почкой — это самопожертвование — высшее предназначение человека, а совсем другое — когда забирают ее у случайно погибшего. Получается, что больной оказывается в положении, когда он страстно с надеждой ожидает случайной смерти кого-то, чтобы ему досталась его печень и чтобы продлить собственную жизнь!!! Для меня это было бы невозможно! К тому же, пойдя по этому пути, можно ведь потом доказывать, что «глупым и никчемным вообще-то пора бы уступить свой орган более ценному члену общества». Человек станет вещью, целесообразность жизни которого будет взвешиваться соображениями рационального. Это конец человека и человечества. Это нравственная сторона вопроса, и мало кто именно так ставит этот вопрос, больше говорят о технико-правовых аспектах.

Да отчего вообще так? Сейчас как никогда в истории человек испытывает панический страх атеистического общества перед старением и смертью. От этого страха очень освобождает вера, хотя это не значит, что христианам не свойственен страх смерти — он естественен, но вера примиряет с ней, показывает глубину таинства, и она воспринимается по-другому.

В нашей стране бед достаточно. Неслучайно, что все — и я среди них,— кто раньше писал исключительно о возрождении русского духа, русского характера, о международных позициях России, о державности, сегодня обращают большое внимание на социальные проблемы, которые поставила сама жизнь. Половина населения России структурно запрограммирована влачить жалкое существование в нищете. И это не бедность в связи с какими-то внезапными обстоятельствами. Это запрограммировано в той модели экономики, которая у нас действует. И я не вижу пока никаких серьезных попыток изменить ее структуру. В одночасье это вообще не меняется. Но нужно срочно этим заниматься.

На Россию оказывается внешнее давление, геополитическое, духовное, от нас требуют отречься от собственного мировоззрения и наследия. Чтобы противопоставить этому некий исторический проект по выживанию, нужно сеять семена солидарности, ощутить себя единой нацией. Но я осознаю, что при таком распаде общества на изгоев и богачей не выйдет никакой солидарности. И об этом знают, этим пользуются силы, которые хотят расколоть страну.

Ответственность за изменение ситуации лежит на тех, кто сильнее, кому было попущено разбогатеть. Я никогда не была сторонницей уравниловки и лишения человека возможностей созидать свое благосостояние и иметь собственность, но меня давно занимает вопрос, почему протест против несправедливости, возникавший не в худших сердцах, был в прошлые века направлен в антихристианское богоборческое русло к революции и ниспровержению всего и вся? Вместо того, чтобы обратиться к нравственной стороне? Вспомним сцену Страшного Суда в Евангелии (см.: Мф. 25), когда Господь «поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую». Но за что же наградит праведников Судия? За то, что «алкал Я и вы дали Мне есть, был странником и вы приняли Меня… Вы сделали это одному из ближних своих, а значит, сделали Мне». Проклятыми же названы те, кто ничего не сделал ближнему, значит, не сделал Господу. Социальная ответственность власти, сильного неоспоримо вытекает из Евангелия! Для того чтобы наша страна и ее культура не исчезли, мы должны сохранить себя, продолжать быть единым, преемственно живущим организмом — с общими представлениями о добре и зле, которые вытекают из православного вероучения, со своими целями и ценностями национального бытия, красотой национальной жизни. Нельзя запрещать называть себя русскими! Русские — это основатель и стержень российской государственности. Православная вера позволила русскому народу осознать себя некоей целостностью, носителем духовных ценностей, побуждала их сохранять в национальной жизни, отстаивать перед внешними вызовами. Заметьте, присоединяясь к русскому историческому проекту, другие народы сохраняли себя и свою культуру! Это ли не пример для изучения! Элита этих народов — грузин, армян, прибалтийские бароны, даже иноверных народов, например, татар — была приравнена к русскому дворянству. А это признак настоящей империи, вовлекающей в свой поток, а не такой, как на Западе — порабощающей народы. А ведь двести, триста лет назад не было никаких межнациональных трений. Но как только среди образованного слоя российских народов начали проповедовать всякие атеистические идеи — все и началось.

Плоть и кровь разъединяют, а дух Христов объединяет. Этот дух русский человек никому особенно и не навязывал. Не было у русского народа желания кого-то насильно привести в свою веру, достаточно было верить, что объятия Христа открыты для всех. Навязывание слова «россиянин» вместо слова «русский» звучит оскорбительно и антинаучно. Россиянин — это гражданское состояние, что само по себе замечательно. Но культуру рождает нация, а не гражданство. Русские, немцы, татары, армяне сочиняют сказки, поют песни, пишут музыку, хранят неповторимые обычаи, создают литературу… Если россиянин перестанет чувствовать себя русским, то он перестанет чувствовать себя и гражданином России, Родина у него будет там, где ниже налоги!

О национальном разучились говорить, этой темы боятся. XX век всех разучил, и стало опасно говорить о национализме — его воспринимают шовинизмом. «Каждый народ получил дар Святого Духа и претворил по-своему»,— писал Иван Ильин. И большая ошибка — полагать, что для многонационального государства нужен атеистический, безнациональный стержень. Все развалится! Нужно бояться не тех, кто кладет кресты, а тех, кто их срывает. Только тот, кто ценит и любит свое наследие, способен с уважением относиться к таким же чувствам других.

Долгое время после революции глумились над русской культурой. Запрещены были даже русские сказки, Чайковского называли хлюпиком, Чехова — нытиком, Пушкина — камер-юнкером, Наполеона — освободителем. Затем, слава Богу, реабилитировали русскую классику, и я думаю, что в советское время именно это сохранило нас. Русский философ Зарубежья Георгий Федотов даже писал: «Россия спасена. Несколько страниц Пушкина перевесят тонны газеты “Правда”».

В социологии есть термин «средний американец, средний француз». Нет в социологии «среднего русского». И слава Богу. Каждый сам себе поэт, философ, мы друг с другом больше спорим, чем с внешними оппонентами. Мы все спорим о том, куда идем, зачем живем…

Пока этот спор есть, конец мира не наступит. Господь и ждет, когда исчезнет последний человек, который задается великими вопросами. Тогда мы полностью растворимся в материальном. Пока Россия — единственная страна, где думают об этом. На Западе об этом говорить неполиткорректно. Уже 200 лет назад автор знаменитой книги об Америке Алексис де Токвиль писал с грустью о будущем «приземлении» человека: «Мы видим толпы совершенно одинаковых людей, тратящих жизнь в пустых и пошлых радостях. А над этим возвышается гигантская, мощная, очень ласковая власть, которая заботится, но держит их сознание в младенческом состоянии». Это как будто бы про современную Америку, которая построила «рай на земле». Но, надо сказать, у нас его построить не удастся. У положительных героев наших сказок нет цели обогатиться. Правда, за это их Господь в конце награждает. Они, конечно, не отказываются.

Я не понимаю… То есть все я понимаю, но сердцем не могу принять, как на это можно смотреть равнодушно и следовать абсолютно неверным экономическим путем.

Крестьянство — это определительное сословие, сословие, из которого Россия черпала преемственность русской жизни, традиции, уклад — все. Вспомним хотя бы Пушкина. И умирание деревни — это страшно. Это приведет к утрате корней, культуры, обычаев.

Заметьте, все революционеры, в первую очередь, набрасывались на крестьянство, зная, что консервативный слой не даст им экспериментировать! Наша революционная братия, Троцкий и Ленин, например, писали, что, пока живо крестьянство с его патриархальным почитанием икон и родителей, никакого успеха революции ждать не приходится! Троцкий вообще считал необходимым отнимать детей у родителей и воспитывать отдельно в питомниках. А вот японцы, чтобы сохранить свое крестьянство – это основа их культуры – не пускают к себе более дешевый рис из Индокитая, потому что это погубит крестьян и Япония утратит воспроизводство из поколения в поколение японской традиции. А мы об этом не заботимся. У нас крестьянство, фермерство – это малорентабельное производство. Даже США огромные затрачивает средства, чтобы субсидировать свое фермерство.

Умирание деревни, крестьянства – это трагедия смены исторических эпох. У нас должна быть программа по возрождению. Нужно сохранить то, что еще осталось, и развивать наши богатые ресурсы.

Молодежь сегодня гораздо лучше, чем нам представляется. Нам иногда кажется, что она за банку «пепси-колы» Кремль продаст, но это на самом деле не совсем так, даже совсем не так. Я вижу вокруг себя очень много славных молодых людей самого разного круга.

Да, меня удручает то, что, наверное, безвозвратно мы утратили широкое, хорошее образование, которое не просто дает узкую специализацию, а просвещает. Молодежь говорит на жаргоне, у нее своя субкультура, чего не было даже в моей молодости. Молодежная культура бросает вызов общей культуре, что-то уничтожает. Но, так или иначе, только за молодостью будущее. Поэтому надо Церкви в детский сад идти, а православным мамам больше рожать. Чем больше родится православных деток в хороших православных семьях, тем больше удерживающих от падения будет. Сейчас опять начинает ценится целеустремленность не только в богатство, но и в призвание.

…В общем, одновременно идет и плохое, и хорошее, извечная борьба Добра и зла, а поле брани — души и сердца человеков. От нас самих зависит, чтобы зло не обогнало…




предыдущая статья архив последний номер оглавление следующая статья