|
Думаю, все сложилось бы по-другому. Со своей европейской «Офелией» Высоцкий бы вскоре расстался (как в песне: «Я понял, мне за ней, конечно, не успеть...). А та, новая, непременно оказалась бы православной. Убедила бы барда принять крещение (спасла ведь жена другого певца, Окуджаву, убедив его всего за час до смерти из Булата стать Иваном…). На коленях молила бы обвенчаться (как это было с замечательным актером Караченцевым). И он бы тоже не устоял… Ведь душа его всегда искала именно этого. Оттого и надрывалась, что никак не могла найти… Иначе не произнеслась бы, не выговорилась в советские годы в его «культовой» песне «Я не люблю» эта строка: «…Вот только жаль Распятого Христа». Против Него он не был. «Ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня. Ибо кто не против вас, тот за вас» (Мк. 9, 39-40). Потом бы он стал петь совсем другие песни. Наверное, никто бы лучше него не сумел воспеть подвиг десантников из Шестой роты. А какую чудную, за душу берущую песню он бы посвятил солдату Евгению Родионову, отдавшему жизнь за Христа… Это были бы его лучшие песни. И жалко, что он их так и не спел. А кроме него оказалось - некому.
Если бы Марина Влади была права, когда в недавнем юбилейном фильме, комментируя запись с его похорон, сказала, что Высоцкий, как и она, не верил в вечную жизнь, то это была бы уж слишком страшная правда. Почему же тогда последняя земная строка у него была обращена к Богу?
«Мне есть что спеть, представ перед Всевышним - Мне есть чем оправдаться перед Ним!» - пусть уж очень самонадеянно, но ведь несомненно искренне (перед лицом смерти!) написал он. Да, в Церковь он не пришел. Но мог бы прийти. И за него в Церковь пришли другие. Те, кто вырос и укрепился на его песнях. За это и нужно ставить памятники. А все остальное пусть судит Господь.
В дни юбилея Высоцкого диакон Андрей Кураев назвал поэта «совестью советской эпохи». Он не опередил свое время - но наиболее полно, ярко выразил его. Он был таким, какой была эпоха. Расхристанным, хмельным, погибающим... Но было ясно, что он все-таки «не от мира сего», и гибнет, и хрипит про коней («чуть по-мед-лен-нее...») по одной причине: не нашел того Света, к Которому Одному и стоит идти... А если бы нашел - это была бы совсем другая повесть, другая личность, другая эпоха. Но похоронили его на Ваганьковом рядом с храмом. И в этом тоже кроется какой-то знак.
Однажды, не так уж давно, мне приснился сон про Высоцкого. Странно, я тогда совсем и не думал о нем, он навечно остался для меня где-то в далекой уже юности. Но сон был какой-то очень грустный. Я услышал как будто обрывок разговора о том, что Бог дал Высоцкому огромные силы - для большого дела, для великих трудов… А он свой талант, словно шар на бильярде, пустил через борт. Не выполнил предназначения. От всего дела его остался огромный «пшик». Несколько удачных рифм и за душу берущих мелодий. Мне было очень больно услышать такие слова…
А потом зазвучала песня:
Парус. Порвали парус…-
Каюсь. Каюсь. Каюсь.
...Но когда мне трудно и тяжело, когда нет силы даже молиться, я «завожу» себя, как барахлящий мотор, - твоей песней. Самой лучшей твоей военной песней, которую ты пел всегда стоя:
От границы мы землю вертели назад -
Было дело - сначала.
Но обратно ее закрутил наш комбат,
оттолкнувшись ногой от Урала.
Наконец-то нам дали приказ наступать…
И сразу силы приходят. И хочется снова бороться, молиться, жить.
..Когда-нибудь мы с дочерью будем проходить мимо памятника Высоцкому, и дочка непременно спросит (ведь дети любопытны): а кто это такой стоит, опираясь о гитару? И я ей отвечу так: «Это очень хороший певец. Он помог мне прийти в Церковь. Жаль только, сам он этого сделать не успел…»
Антон Жоголев
|
