|
Несколько лет тому назад довелось мне побывать проездом в одном районном городке. Автобус, который шел до села, куда я добиралась, только что уехал, а другой должен был идти через три часа. Чтобы скоротать время, я решила осмотреть городок, и за час прошла его почти весь, не встретив ничего примечательного. Множество частных ларьков, несколько магазинов, старое деревянное здание школы да выкрашенная серебряной краской статуя Ленина посреди безлюдной площади – вот, пожалуй, и все достопримечательности, попавшиеся мне на глаза. Я уже дошла до самой окраины городка, когда впереди вдруг завиднелся церковный крест.
Храм был старинной постройки, вероятно, XIX века. Архитектура его была весьма необычной: паперть, украшенная полукруглыми колоннами с завитушками наверху, придавала входу в храм вид древнегреческого портика. Но самым удивительным был крохотный куполок с крестом, который покоился на каменном подобии античной вазы, с лепными цветочными гирляндами по бокам. Рядом находилось кладбище. Вероятно, службы в этот день не полагалось, потому что вокруг не было ни души. Подходя к храму, я спугнула крупную серую белку, сидевшую совсем близко от дорожки на могильной оградке и лакомившуюся оставленным на ней печеньем.
Внимание мое привлекла одна могилка, находившаяся справа от входа в храм и поросшая ярко-оранжевыми бархотцами. На простом деревянном кресте была прикреплена фотография мальчика-подростка, а под ней надпись: «Здесь погребено тело раба Божия Ивана Иванова, 12 лет. Убит в ночь на Пасху Христову 14 апреля 1990 года. Не бойтесь убивающих тело, души не могущих убить (Мф. 10, 28)». Кто был этот мальчик, чья жизнь оборвалась так рано и так трагически? Кем и за что он был убит в светлый праздник Пасхи, когда Христос воскрсесе из мертвых, смертию смерть поправ? Вокруг было пусто и безлюдно, и не от кого было ждать мне ответа на эти вопросы.
Неожиданно из боковых дверей храма вышла женшина лет пятидесяти. Мы разговорились. Она оказалась учительницей местной школы, а также здешней певчей. Звали ее Марией. В церковном хоре она пела лет пятнадцать. Мария и рассказала мне все, что знала и помнила о Ване Иванове.
Как же мне Ваню не помнить? Я его с самого рождения знала. Он был сыном Анны. Да что я говорю, вы ведь нездешняя... В общем, я еще с его матерью, Анной, в одном классе училась. Анна была круглая сирота. Родители у нее утонули в ледоход, и воспитывала ее бабушка. Не было в классе девочки красивее, умнее и талантливее. Как она пела, как танцевала! Прямо как настоящая артистка! Ей все так и говорили: «Быть тебе, Анюта, знаменитой артисткой!» Она и сама об этом мечтала. Подруг у нее не было – слишком гордой была. Все норовила уколоть, показать, что мы ей в подметки не годимся. Вот за это и не любил ее никто. В классе Анна была активисткой, причем она почему-то особенно любила бороться с «религиозными предрассудками», то есть Бога и православную веру хулить. Видимо, на это ее подущал бес гордыни. Помню, как хвасталась она, что, когда бабушки не было дома, плевала на ее иконы. Да еще и смеялась при этом: «Что же Бог не наказал меня за это? Потому и не наказал, что нет Его».
Только зря Анна смеялась тогда. Бог поругаем не бывает. И вся жизнь у нее как-то насмарку пошла. Мечтала артисткой стать – да так и не стала. Всю жизнь санитаркой проработала. Хотела замуж выйти – да никто ее с таким нравом не взял. Любила она одного приезжего парня. Только тот бросил ее и уехал кула-то. А она уже от него ребенка ждала... Анна и говорит бабушке: «Я аборт сделаю». А та ей: «Не бери грех на душу, не губи дитя. Не нужен он тебе, так я его выращу». В обшем, сумела она убедить внучку. В положенный срок родился мальчик, вот этот самый Ваня. А как родился, так мать и полюбила его без памяти. Единственной радостью для нее стал этот ребенок. А больше в своей жизни она ничего светлого не видела. С горя, с безысходности стала Анна пить и потихоньку спиваться. Однако к Богу обратиться по своей гордыне так и не хотела.
Прошло года три. Бабушка к тому времени уже умерла. Как-то сидела Анна дома и что-то делала. А Ваня в это время в соседней комнате играл. Вдруг слышит Анна какой-то хрип. Вбежала она в комнату и видит: Ваня на полу лежит, хрипит и задыхается. Рядом с ним валяется ручка, а колпачка на ней нет. Видимо, играя, Ваня проглотил колпачок от ручки. Закричала, заплакала мать – да чем помочь? За врачом бежать? Да ведь пока он придет, Ваня уже задохнется. А он уже посинел и дышать перестал... Вот тут-то и вспомнила Анна о Боге. Схватила она Ваню, прижала к себе и вскричала: «Боже, если Ты есть, спаси Ваню моего!» И что же? Ваня вдруг открыл глаза, сильно закашлялся – и изо рта у него выскочил колпачок! Так Господь сотворил чудо и спас Ваню от смерти.
После этого Анна в первое же воскресенье пошла в храм: сама крестилась и сына окрестила. И стала молиться Богу. В церковь ходила иногда, когла была трезвой. А Ваня здесь, при церкви, и вырос. Батюшка наш, отец Серафим, и матушка Ксения его жалели, любили как родного. Кормили его, отдавали ему одежду, из которой их ребята выросли. Ване как раз она впору приходилась. Без них пропал бы он при такой матери, как Анна, ведь она всю зарплату пропивала... Батюшка выучил Ваню читать по-славянски и кадило разжигать, – вот он в церкви и прислуживал. А матушка Ксения сшила ему белый стихарь. И как же он был хорош в этом белом стихарике, когда выносил во время богослужения из алтаря зажженную свечу! Словно Ангел Божий, светлый и кроткий. И характер у него был прямо ангельский: добрый был мальчик, ласковый, смиренный. Он все, бывало, говаривал: «Вот вырасту, пойду учиться на батюшку. И буду служить в нашей церкви. А на Пасху первый буду говорить вам: «Христос воскресе!» И первый услышу от вас: «Воистину воскресе!»
Да, тихий и смиренный был наш Ваня, А за веру свою стоял твердо и непоколебимо. Ни октябренком, ни пионером не был. Сколько ему в школе пришлось вытерпеть за то, что он верующий был и в церкви прислуживал! Завуч у нас была, Роза Семеновна, ярая атеистка. Так она прямо-таки ненавидела Ваню. Сколько раз выводила она его на позорную линейку перед всей школой. Вытащит на середину зала и говорит: «Вот мальчик, который все время Богу молится. Он не хочет честно трудиться, а хочет попом стать и людей обманывать». И все пионеры и октябрята смеются над Ваней и пальцами на него показывают. А он стоит молча, в глазах слезы. Но не отрекается от Христа. С ним еще хуже поступали. Как-то иду я по коридору и вижу, как два старшеклассника бьют и пинают Ваню. А Роза Семеновна стоит в раскрытых дверях класса и смотрит на это. Я бросилась защищать Ваню. Парни разбежались. А мне потом влетело от начальницы, что вступилась за «попёнка»...
О том, что происходило в школе, Ваня матери не рассказывал. Бывало, спросит она его, откуда синяки на лице. А он молчит. Тогда она еще и сама его отлупит. А ведь стоило бы только Ване отречься от Христа и крестик снять – кончились бы его мучения. Но он все терпел, от веры не отрекался. Только с того года, когда на государственном уровне отпраздновали тысячелетие «крещения Руси, Роза Семеновна наконец-то оставила Ваню в покое.
А в девяностом году случилась страшная беда. Собрался наш Ваня на Пасху в храм. Но, видно, замешкался дома и пошел коротким путем, через гаражи. Он так часто бегал. Сколько раз говорили мы ему: «Не ходи, Ваня, гаражами – опасно. Мало ли что может случиться?» А он только улыбался в ответ: «Что может случиться? Ведь Бог со мною. А без Его воли и волос с головы человека не упадет». Пошел Ваня на пасхальную службу, но до храма не дошел и домой не вернулся. А мать его, как нарочно, в это самое время в запое была... В общем, пропал Ваня бесследно. Тело его нашли только через неделю, в заброшенном сарае. Кто и зачем его убил – один Бог знает. Убийц так и не нашли. Ничего с него не сняли, только крестик сорвали, и на теле – множество ран. Словно кололи его чем-то острым, вроде узкого кинжала или острого гвоздя. Врачи потом говорили, что Ваню убивали долго и мучительно. Да это и так было ясно, стоило поглядеть на его лицо... А Ванин нательный крестик с оборванным гайтаном был зажат у него в кулачке. Только кулачок этот был сплошным кровавым месивом из размозженных мышц и раздробленных костей. Видимо, убийцы пытались отнять у Вани крестик. Да так и не смогли...
Никогда не забыть мне, как его отпевали. Лежал он в гробу, в своем белом стихаре, среди цветов. Лицо его было закрыто лоскутом белого атласа. И мы сквозь рыдания пели нашему Ване «вечную память»... А в ногах у него, вся в черном, стояла его мать, Анна, не замечая, что свечка в ее руке давно догорела... Когда же стали заколачивать гроб, она вдруг закричала нечеловеческим голосом: «За мои грехи, Господи!» – и рухнула на пол. Когда она очнулась, то словно с ума сошла. Ни с кем не говорила, только дни и ночи напролет сидела на могиле сына. А когда начались морозы, Анна исчезла. Потом выяснилось, что она ушла в монастырь, который как раз в это время открылся в селе Вознесенском.
А вы там не бывали? Нет? Напрасно. Побывайте непременно. Это недалеко, километрах в тридцати отсюда. Туда автобус ходит. Благодатное место, святое. Там чудотворный источник есть. Даже из Москвы и Питера туда приезжают. И многие по вере исцеляются. А в тамошнем храме есть икона Божией Матери «Споручнина грешных». Она три года назад обновилась и замироточила. Об этом даже в газетах писали. Так вот, в этот самый монастырь и ушла Анна. Мы много раз ездили туда, но ее видели только однажды. И сначала даже не узнали. Почернела она, высохла, и глаза как неживые, и молчит все время, словно немая. Она там трудница на скотном дворе, живет в закутке вместе со скотиной и почти не выходит никуда. Ей матушка игуменья постриг предлагала. Да Анна отказалась. «Недостойна я, – говорит, – за свои грехи монахиней быть. Я Бога и Церковь хулила». Даже подрясник послушницы надеть не захотела. Монашки рассказывают, что в закутке у нее только и есть, что одна икона. Старая икона, бабушкина. Из тех икон, которые она оплевывала, когда была безбожницей. А икона эта – Спаситель в терновом венце... Так смертью своей привел Ваня мать к покаянию.
И не только ее. Многих его мученическая смерть к Богу привела. Один из тех парней, что бил его в школе, раскаялся: уверовал, крестился, потом окончил семинарию и теперь служит диаконом в нашей церкви. Но самое удивительное, что уверовала Роза Семеновна. Ну да, та самая, что годами мучила Ваню. Говорят, что однажды Ваня явился ей, причем не во сне, а наяву, и сказал что-то такое, что она после этого уверовала и стала такой же ревностной православной, какой раньше была атеисткой. Сейчас она на пенсии и живет у сына в другом городе. Я слышала, что она даже стала церковной старостой. Наверное, и ее Господь взыскал по молитвам Вани.
Теперь во время пасхального крестного хода он первый слышит от нас: «Христос воскресе!» И мы верим, что он сам с Небес отвечает нам: «Воистину воскресе!»
А Ванин крестик хранится в алтаре нашего храма, там, где хранятся наши святыни: крест с мощами святых угодников Божиих, вериги блаженного старца Никодима и ладанница, которая была в Кронштадтском соборе у батюшки Иоанна Кронштадтского. Жалко, отец Серафим уехал крестить - он бы вам показал этот крестик. Маленький такой, из алюминия. С ним Ваню крестили, с ним он и смерть за Христа принял...
Такую вот историю услышала я, будучи проездом в маленьком районном городке. Впоследствии мне пришлось слышать много подобных историй. Думаю, что некоторые известны и вам. Например, о мученической смерти за Христа трех монахов из Оптиной Пустыни. Или о русском пареньке-солдате, замученном в чеченском плену за отказ отречься от Православия и принять ислам. Выходит, что, хотя силы тьмы в течение семи десятилетий всеми силами пытались искоренить Православие в России, они так и не сумели этого сделать. И в этом – залог того, что, хотя многие из нас до сих пор блуждают по распутьям чужеверия, суеверия и безверия, пророчество Оптинских старцев о грядущем возрождении Руси православной – не выдумка и не мечта. Потому что никогда не переводились и никогда не переведутся в России люди, способные не только жить во Христе, но, если надо, и умереть за Него.
Монахиня Евфимия,
г. Архангельск
|
