|
Грешница
Анна Петровна встала пораньше и, быстро собравшись, двинулась напрямик к шоссе, через открытое, заметённое снегом поле.
Можно было пойти и по дороге, но тогда пришлось бы огибать весь посёлок, и Анна Петровна шла, проваливаясь в глубоких сугробах. И всё равно не успела…
Увидела она, что остановка пуста, а вдалеке, словно листочек, уносимый ветром, мелькает жёлтое пятнышко автобуса. Вот оно мелькнуло ещё раз за деревьями и скрылось за поворотом.
Ещё досаднее стало, когда, взглянув на часы, Анна Петровна увидела, что до обозначенного в расписании времени остаётся двадцать минут.
Но делать было нечего.
Подняв воротник своего худенького пальтишка и поплотнее закутавшись в платок, двинулась Анна Петровна пешком к райцентру.
И опоздала, опоздала к началу службы…
Когда после «Отче наш» молодой священник вышел принимать исповедь, Анна Петровна подошла к нему.
– Так ты ведь, матушка, вроде бы вчера на вечерне исповедовалась? – спросил священник. – Или за ночь чего нагрешить с соседом успела?
– Ну, что вы... – засмущалась Анна Петровна. – Просто опоздала сегодня на службу. Грешна, батюшка, не знаю, как теперь, можно ли причаститься?
– Что ж ты так, матушка, – укорил молодой священник. – На службу вовремя надо приходить. Проспала?
– Автобус, батюшка, в грех ввёл! – заплакала Анна Петровна. – Как хочет теперь ходит. Сколько с начальством нашим ругалась, ничего не помогает.
– Эх, матушка, матушка, – тяжело вздохнул священник. – Видишь, вон старушка стоит, Марья Алексеевна? Она тоже в деревне живёт, но её сын привёз в церковь на машине. А рядом с ней Нина Андреевна. Её внук доставил на службу. А ты что? Где твои внуки и сыновья? Чего ты начальство ходишь ругаешь, если сама сына не воспитала, внуков не вырастила?
– Грешна, батюшка, грешна...
– Ну и иди тогда с Богом, – сказал священник. – Не надо тебе сегодня причащаться, коли на службу опоздала. В следующее воскресенье придёшь как положено – и причастишься.
И, перекрестив Анну Петровну, повернулся батюшка к стоящим на исповедь прихожанам. Кивнул, приглашая подойти следующего.
А Анна Петровна отошла в сторону.
И уже отойдя, сообразила, что так и не объяснила батюшке, почему её сыновья не привезли в церковь на службу. Не могли привезти, потому как один сын в Афганистане погиб, а второй – в Чечне…
Впрочем, это ведь беда, а не грех, чего об этом на исповеди рассказывать?
Тяжело вздохнув, женщина перекрестилась. И только тогда и увидела, что стоит она перед большой иконой Пресвятой Богородицы, которая особенно ей нравилась в церкви.
Скорбно смотрела на неё Богоматерь…
По вере вашей
– На Полтавщине это было... – начал свой рассказ отец Святослав. – Я только ещё начинал тогда прислуживать в алтаре. Так вот… Дьякон батюшку там из храма выжить пытался. У дьякона сын семинарию заканчивал, он хотел его в наш храм определить, вот и устраивал разные каверзы. Другой настоятель давно бы выгнал такого дьякона, а наш как ангел небесный был, терпел всё… И до чего дело дошло. Отравить дьякон решил батюшку. И ведь вот что удумал…
Уже заканчивалась обедня. Уже занесли после причастия Чашу со Святыми Дарами в алтарь, уже прочитана была молитва «Отмый, Господи, грехи поминавшихся зде Кровию Твоею честною, молитвами Твоих святых...» и священник вышел из алтаря, когда случилось это – дьякон поднял покровец, лежащий на Чаше, и сыпанул купороса в Святые Дары.
– Чего это он? – спросил у меня псаломщик. – Чего сделал?
– Ты на лицо его посмотри! – говорю.
А лицо у дьякона в эту минуту и впрямь такое жуткое было, что и думать нечего, чего именно он насыпал в Чашу со Святыми Дарами.
– Надо, – говорит псаломщик, – батюшку предупредить. Пускай дьякона и заставит потребить Святые Дары, коли такую пакость сотворить удумал.
Уж не знаю… То ли слышал дьякон наш разговор, то ли самому страшно стало, только задрожал весь и, пятясь, из алтаря выскочил. Я выглянул вслед, а его уже и в храме нет, убежал куда-то.
А тут и батюшка, прочитав отпуст, в алтарь вернулся. И сразу, как и положено, к Чаше – потребить подобает иерею оставшиеся Святые Дары.
Мы с псаломщиком путь батюшке загородили: так, мол, и так, говорим, вот что злодей-дьякон со Святыми Дарами сотворил. Вы, говорим, батюшка, разыскать его пошлите да ему и скормите!
Как лучше хотели, а батюшка рассердился.
– Изыдите! – говорит. – В своём ли уме будете, про Святые Дары такое молоть?!
Перекрестился и взял Чашу в руки.
– Сие есть тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов, – произнёс он.
– Аминь! – говорим мы, а у самих слёзы текут по щекам.
– Сия есть кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов, – проговорил батюшка и, зачерпнув лжицею Святые Дары, вкушать стал. И всё потребил, как положено.
– Вот такой батюшка был, – завершая свой рассказ, проговорил отец Святослав. – Такую веру имел, что никакая отрава не могла подействовать.
– Так, может, это и не яд был? – сказал я. – Может, показалось вам, что дьякон подсыпал чего-то в потир…
– Нет, не показалось! – покачал головой отец Святослав. – У зловредного дьякона того на лице зелёные пятна проступили. Утром пришёл покаялся, что купороса в потир насыпал. Пятна эти долго у него с лица не сходили. А батюшка – ничего, здоров остался.
«Православные» надежды
– Тут я такие иконы видел у приятеля, – сказал мне знакомый. – Раньше они у его бабки в сундуке в деревне лежали, а теперь, когда померла старуха, он их привёз и у себя в квартире повесил.
– Верующий?
– Какой он верующий, если пьёт по-чёрному. А иконы повесил, потому что верит, что они ему помогут. Ага. Какая, я ему говорю, помощь тебе от икон будет, если ты сам себе помочь не хочешь? Но он упёрся – и ни в какую…
– Да, – вздохнул я сочувственно. – Бывают и такие православные…
– А я всё равно, – сказал приятель, – надежды не теряю.
– Что он пить бросит?
– Не… Что он иконы свои мне продаст. Уж очень они замечательные у него. Очень такие иметь хочется…
Николай Коняев
|
