|
Для начала нужно спросить самого священника: он хочет ходить в школу для работы, для бесед с учениками, или это ему нужно, как зайцу пятая нога? Всегда довольно людей, готовых сказать: нас не зовут – мы и не движемся; нас не пускают – так тому и быть.
У детей нужды в священнике не может быть по определению. Польза от священника в школе может быть осознана самими учениками лишь со временем. Поначалу нужду в священнике ощущают взрослые.
Взрослые видят сатанеющий мир. Если они и не понимают, то непременно чувствуют, что надо укреплять берега. Иначе скоро всех смоет. Вот они и просят прийти к ним в классы, поговорить по душам, наставить, разъяснить. Просят те, кто сам нашел дорогу к храму и ощутил, насколько спасительно и освежающе действие Бога на измученную душу. Те из преподавателей, кто этого не пережил, священника в школу звать будут вряд ли. А те, кто пережил, будут звать, но не всякого.
Горькая правда в том, что не всякого священника позовут. Смиренный наш народ любит всех пастырей, но, обладая здравым смыслом и начатками умения анализировать ситуацию, в разведку хочет ходить не со всеми подряд. Из тех, кого позовут, не все пойдут.
Есть требы, и здесь активность понятна всем. А есть апостольский труд, когда «красны ноги благовествующих мир», но эта деятельность не всем понятна. Многие в ответ на просьбу прийти, ответят, что недосуг, что работы полон рот, что сами, мол, пусть в храм приходят, и так далее.
Но те, что согласились, тоже попадают в царство необходимости. Там, с детьми, нельзя разговаривать так, как священник привык говорить с прихожанами. Там нужно втолковывать азы, там нужно прислушиваться, там нельзя командовать. К этой специфике, опять же, готовы не все.
Мы не идем в классы, чтобы читать катехизис. Нам нужно научиться простым языком говорить с детьми о непростой жизни. Что мы расскажем им?
Мы расскажем о том, что если ты стал посвященным в чужую тайну, то, Боже тебя упаси, разболтать эту тайну кому бы то ни было.
Мы расскажем о том, что слабых обижать нельзя. Это не красит человека. И смеяться над увечьями и недостатками других людей нельзя. Неровен час, и ты в наказание станешь калекой, и придется тебе услышать свои прежние усмешки из чужих уст. Подумай об этом заранее.
Мы скажем о том, что завтрак, принесенный в школу, нужно делить с другом на перемене. И что нельзя есть втихаря и в одиночку.
Скажем о том, что все, чем мы пользуемся сегодня, есть плод чужого труда. Свет в лампочке, пиджак на плечах, цветы на клумбе стоили денег, и пота, и труда. А значит, нам нужно беречь чужой труд из чувства благодарности. Много таких тем, ох, много!
Символ веры мы объясним потом. Потом, чуть позже, заведем с детьми речь о молитве. Для начала нам будет нужно убедить их сердца в том, что мы учим их не сверху вниз, а лицом к лицу. И говорим мы с ними не об умозрениях, на которые многие просто по возрасту не способны, а о самой жизни, о самой гуще ее, где растворены и смешаны вопросы этики и эстетики, совести и традиции.
Об этом, мнится мне, должны говорить с детьми те «последние из могикан», которых позвали, которые согласились идти и общаться с нашим будущим в лице детей, сидящих за партами. И не столько лекции нужно читать, сколько разговаривать с детьми о сложной человеческой жизни; разговаривать в режиме сострадания и большего, по возрасту, опыта.
Протоиерей Андрей Ткачев
|
